король всех гор окрестных
полторы главы бляПоля погребальных урн.
Пролог.
Вечером, когда мягкий закат, роскошный и слегка помпезный, как и все в Асгарде, освещает широкие ступени царского дворца, во внутренних покоях возобновляется тихое, монотонное, привычное жителям дворца движение. Юные асы, спешащие домой после утомительных игр – им всем нравится изображать старшего сына Одина, и играть в битвы – толпятся у небольшого куста, из-за которого можно увидеть стоящий на возвышении дворец.
-Я слышал, неподалеку строится чертог для старшего принца, - шепотом произнес один из мальчиков, с любопытством вглядываясь в узкие высокие окна. В них мелькали тени, и при хорошем зрении можно было даже разглядеть, что они делают.
-Моя мать вчера была на приеме у Всеотца, - гордо сказал другой парнишка, запинаясь, словно он не мог соврать достаточно убедительно, и понял это только теперь. – Она видела Тора, который недавно вернулся вместе с послами ванов. Доспехи у него – блеск, так и хочется прикрыть глаза, до чего сверкают.
Дети возбужденно затараторили, каждый стремился поделиться тем кусочком «великих знаний», которые он добыл, расспрашивая родителей. Все они были отпрысками знатных семей Асгарда, и со временем им предстояло войти в военную, правительственную или некую другую элиту. Тор – могучий Тор, сильный Тор, бесстрашный и умелый, веселый и милосердный, занимал их умы, как пример, которому эти дети стремились подражать.
В стороне остался лишь рыжий и долговязый Эйлейв, который не любил обсуждать свои мысли с кем бы то ни было. Он задумчиво колупал пальцем свое «оружие» - тяжелую палку, заточенную на конце, с замысловатыми рунами, вырезанными ножом, аккуратно и придирчиво. Чтобы скоротать время, пока его друзья наговорятся, мальчик стал вглядываться в окна дворца, рассеянно думая о том, как он достигнет совершеннолетия – нескоро, еще через семь лет – и будет, вероятно, ходить с Тором или его приближенными в военные походы. Эйлейв сморщил нос, с грустью осознавая, что предпочел бы жить где-нибудь среди гримтурсенов, только чтобы оставить себе призрачную возможность изучать науки более тонкие, чем размахивание молотом. Он вскинул голову, прищуриваясь, словно какая-то внезапная мысль пришла ему в голову. Тонкие тени в узковатых окнах дворца задергались более нервно, в такт лихорадочным мыслям Эйлейва. Паренек подошел к кучке своих приятелей, не замечая, как неловко они оборвали свой разговор.
-Послушайте, а кто-нибудь знает хоть что-то о младшем Одинсоне? – спросил мальчик, втайне надеясь хоть на какой-то внятный ответ, и его вопрос прозвучал неуклюжим эхом их прежних мечтаний. Дети равнодушно пожимали плечами.
-Он странный.
-Его почти никогда не видно.
-Тебе-то зачем?
Светлый камень асгардских мостовых стал синеватым, лишь только на город опустилась темнота. Теперь дворец словно растворился в окружающей его тьме, потерял свои четкие контуры – если бы не окна, похожие на пламя свечей, то было бы сложно догадаться, где Всеотец проводит свои вечера и ночи. Дети поспешили домой в напряженном молчании, словно боясь продолжать тему, начатую одним из товарищей. Как не были их семьи близки к царю Асгарда, они соблюдали эту едва уловимую грань, и не могли понять, как кто-то смеет через нее переступать. Эйлейв в последний раз оглянулся, ловя расширенными зрачками вытянутые, гротескные тени в прорезях окон, и ему на мгновение почудилась маленькая выгнутая фигурка, скользнувшая на балкон и пропавшая из виду сразу же после того, как появилась. «Сел, наверное, на пол» , - рассеянно подумал мальчик, подтягивая свое самодельное оружие и стараясь не отставать от остальных. При мысли о младшем принце он позволил себе приписать ему те качества, которыми Тор был обделен, и тут же возжелать служить ему.
1.
Локи очень скоро понял, что его демонстративное пребывание на холодном полу балкона не закончится ничем, кроме затекших ног и нотаций отца. Ветер, ставший недружелюбным, немилосердно трепал волосы, взбивая их в непонятно торчащую массу, а сосредоточиться на книге стало в разы сложнее. Он аккуратно закрыл фолиант, не удержавшись и погладив его по корешку, и поднялся на ноги, ощущая в них предательскую дрожь.
Стоять на балконе дворца было двусмысленным времяпрепровождением для Локи. По не вполне понятным причинам, он не любил Асгард. Нет, он даже скорее не выносил его. Но там, вдалеке, если чуть прищурить глаза и перестать замечать тяжеловесные асгардские дома, можно было разглядеть множество интересных вещей, и был виден Биврест, на который принца пока что не пускали. В мидгардских сказках фигурирует такое понятие, как «русалочья лагуна», которая находится на внутренней стороне века – если сильно зажмуриться, а потом чуть приоткрыть глаза, то можно увидеть радужную полоску. Это и есть та самая лагуна. Локи, конечно, не знал об этом, как и не имел понятия о русалках, но с самого детства, вглядываясь в Радужный мост, испытывал непонятное волнение. Биврест притягивал его, как магнит.
-Локи! Ты чего здесь стоишь? Темно же уже совсем, пойдем, отец зовет нас на ужин.
В проеме нарисовался Тор. Младший принц вздернул голову, надменно оставаясь стоять спиной к брату, но внутри его переполнял смех – как ловко ему удалось сделать вид, что он смертельно обижен. Локи сцепил за спиной пальцы и повел плечами, по-мальчишечьи оступаясь, но совершенно по-женски выгибая шею. Он был полон предвкушений, какие частенько посещают нас, когда нам всего двенадцать и наш розыгрыш удался на славу.
-Локи, - протянул Тор, отступая на шаг. Его глаза потемнели, наливаясь кровью, словно он увидел не брата, а нечто иное. В мягком свете, обволакивающим фигуру старшего брата, его лицо, спрятанное в тени, было еще более пугающим. Но Локи, к его счастью, все еще стоял спиной к Тору.
-Пойдем, отец ждет, - снова позвал старший Одинсон, почти что умоляя, и криво улыбнулся. Он сам испугался своих мыслей, настолько захлестнувших его, что стало трудно вдохнуть. Но в голове Тора никогда не было слишком много мыслей, так уж он был устроен – и старший брат улыбнулся шире, уже по-доброму, шагнув к Локи и взваливая того себе на плечо.
С брата слетела вся его нарочитая изящность и отстраненность. Локи задрыгал ногами, смеясь и хлопая Тора по спине, пока тот нес его через весь дворец. Тор и сам начал смеяться, в душе радуясь тому, что он сейчас делает, и стараясь загнать свои недавние, ненормальные и темные чувства в самую глубину своего подсознания.
-Книгу забыл, - радостно сообщил Локи отцу, который смотрел на вновь прибывших сыновей с непонятным выражением лица. Тор снял брата с плеча, аккуратно поставил на пол и дал мягкий подзатыльник. Пальцы его при этом прошлись по шее Локи, задевая кончики волос и ткань одежды – Тора повело, и он вынужден был отойти к столу и срочно присесть. Повнимательнее присмотревшись к Одину, можно было бы понять, что такого неуловимого было в его выражении лица – это была нежность.
Пролог.
Вечером, когда мягкий закат, роскошный и слегка помпезный, как и все в Асгарде, освещает широкие ступени царского дворца, во внутренних покоях возобновляется тихое, монотонное, привычное жителям дворца движение. Юные асы, спешащие домой после утомительных игр – им всем нравится изображать старшего сына Одина, и играть в битвы – толпятся у небольшого куста, из-за которого можно увидеть стоящий на возвышении дворец.
-Я слышал, неподалеку строится чертог для старшего принца, - шепотом произнес один из мальчиков, с любопытством вглядываясь в узкие высокие окна. В них мелькали тени, и при хорошем зрении можно было даже разглядеть, что они делают.
-Моя мать вчера была на приеме у Всеотца, - гордо сказал другой парнишка, запинаясь, словно он не мог соврать достаточно убедительно, и понял это только теперь. – Она видела Тора, который недавно вернулся вместе с послами ванов. Доспехи у него – блеск, так и хочется прикрыть глаза, до чего сверкают.
Дети возбужденно затараторили, каждый стремился поделиться тем кусочком «великих знаний», которые он добыл, расспрашивая родителей. Все они были отпрысками знатных семей Асгарда, и со временем им предстояло войти в военную, правительственную или некую другую элиту. Тор – могучий Тор, сильный Тор, бесстрашный и умелый, веселый и милосердный, занимал их умы, как пример, которому эти дети стремились подражать.
В стороне остался лишь рыжий и долговязый Эйлейв, который не любил обсуждать свои мысли с кем бы то ни было. Он задумчиво колупал пальцем свое «оружие» - тяжелую палку, заточенную на конце, с замысловатыми рунами, вырезанными ножом, аккуратно и придирчиво. Чтобы скоротать время, пока его друзья наговорятся, мальчик стал вглядываться в окна дворца, рассеянно думая о том, как он достигнет совершеннолетия – нескоро, еще через семь лет – и будет, вероятно, ходить с Тором или его приближенными в военные походы. Эйлейв сморщил нос, с грустью осознавая, что предпочел бы жить где-нибудь среди гримтурсенов, только чтобы оставить себе призрачную возможность изучать науки более тонкие, чем размахивание молотом. Он вскинул голову, прищуриваясь, словно какая-то внезапная мысль пришла ему в голову. Тонкие тени в узковатых окнах дворца задергались более нервно, в такт лихорадочным мыслям Эйлейва. Паренек подошел к кучке своих приятелей, не замечая, как неловко они оборвали свой разговор.
-Послушайте, а кто-нибудь знает хоть что-то о младшем Одинсоне? – спросил мальчик, втайне надеясь хоть на какой-то внятный ответ, и его вопрос прозвучал неуклюжим эхом их прежних мечтаний. Дети равнодушно пожимали плечами.
-Он странный.
-Его почти никогда не видно.
-Тебе-то зачем?
Светлый камень асгардских мостовых стал синеватым, лишь только на город опустилась темнота. Теперь дворец словно растворился в окружающей его тьме, потерял свои четкие контуры – если бы не окна, похожие на пламя свечей, то было бы сложно догадаться, где Всеотец проводит свои вечера и ночи. Дети поспешили домой в напряженном молчании, словно боясь продолжать тему, начатую одним из товарищей. Как не были их семьи близки к царю Асгарда, они соблюдали эту едва уловимую грань, и не могли понять, как кто-то смеет через нее переступать. Эйлейв в последний раз оглянулся, ловя расширенными зрачками вытянутые, гротескные тени в прорезях окон, и ему на мгновение почудилась маленькая выгнутая фигурка, скользнувшая на балкон и пропавшая из виду сразу же после того, как появилась. «Сел, наверное, на пол» , - рассеянно подумал мальчик, подтягивая свое самодельное оружие и стараясь не отставать от остальных. При мысли о младшем принце он позволил себе приписать ему те качества, которыми Тор был обделен, и тут же возжелать служить ему.
1.
Локи очень скоро понял, что его демонстративное пребывание на холодном полу балкона не закончится ничем, кроме затекших ног и нотаций отца. Ветер, ставший недружелюбным, немилосердно трепал волосы, взбивая их в непонятно торчащую массу, а сосредоточиться на книге стало в разы сложнее. Он аккуратно закрыл фолиант, не удержавшись и погладив его по корешку, и поднялся на ноги, ощущая в них предательскую дрожь.
Стоять на балконе дворца было двусмысленным времяпрепровождением для Локи. По не вполне понятным причинам, он не любил Асгард. Нет, он даже скорее не выносил его. Но там, вдалеке, если чуть прищурить глаза и перестать замечать тяжеловесные асгардские дома, можно было разглядеть множество интересных вещей, и был виден Биврест, на который принца пока что не пускали. В мидгардских сказках фигурирует такое понятие, как «русалочья лагуна», которая находится на внутренней стороне века – если сильно зажмуриться, а потом чуть приоткрыть глаза, то можно увидеть радужную полоску. Это и есть та самая лагуна. Локи, конечно, не знал об этом, как и не имел понятия о русалках, но с самого детства, вглядываясь в Радужный мост, испытывал непонятное волнение. Биврест притягивал его, как магнит.
-Локи! Ты чего здесь стоишь? Темно же уже совсем, пойдем, отец зовет нас на ужин.
В проеме нарисовался Тор. Младший принц вздернул голову, надменно оставаясь стоять спиной к брату, но внутри его переполнял смех – как ловко ему удалось сделать вид, что он смертельно обижен. Локи сцепил за спиной пальцы и повел плечами, по-мальчишечьи оступаясь, но совершенно по-женски выгибая шею. Он был полон предвкушений, какие частенько посещают нас, когда нам всего двенадцать и наш розыгрыш удался на славу.
-Локи, - протянул Тор, отступая на шаг. Его глаза потемнели, наливаясь кровью, словно он увидел не брата, а нечто иное. В мягком свете, обволакивающим фигуру старшего брата, его лицо, спрятанное в тени, было еще более пугающим. Но Локи, к его счастью, все еще стоял спиной к Тору.
-Пойдем, отец ждет, - снова позвал старший Одинсон, почти что умоляя, и криво улыбнулся. Он сам испугался своих мыслей, настолько захлестнувших его, что стало трудно вдохнуть. Но в голове Тора никогда не было слишком много мыслей, так уж он был устроен – и старший брат улыбнулся шире, уже по-доброму, шагнув к Локи и взваливая того себе на плечо.
С брата слетела вся его нарочитая изящность и отстраненность. Локи задрыгал ногами, смеясь и хлопая Тора по спине, пока тот нес его через весь дворец. Тор и сам начал смеяться, в душе радуясь тому, что он сейчас делает, и стараясь загнать свои недавние, ненормальные и темные чувства в самую глубину своего подсознания.
-Книгу забыл, - радостно сообщил Локи отцу, который смотрел на вновь прибывших сыновей с непонятным выражением лица. Тор снял брата с плеча, аккуратно поставил на пол и дал мягкий подзатыльник. Пальцы его при этом прошлись по шее Локи, задевая кончики волос и ткань одежды – Тора повело, и он вынужден был отойти к столу и срочно присесть. Повнимательнее присмотревшись к Одину, можно было бы понять, что такого неуловимого было в его выражении лица – это была нежность.