Название: Пустой дом
Автор: Star Trek RPF
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг/Персонажи: Крис Пайн/Закари Куинто, Майлз Макмиллан (косвенно), Джонатан Грофф, упоминаются еще некоторые лица, не участвующие в реальном сюжете.
Размер: миди
Категория: слэш
Жанр: АУ, триллер, экшн, драма с элементами СМ
Рейтинг: NC-17
Саммари: Зак несколько лет встречался с Майлзом, пока тот трагически не погиб. Куинто безутешен, он решает поехать к их давнему общему другу, чтобы вместе с ним устроить своеобразные "похороны" умершему Майлзу. В доме друга, вопреки надеждам на покой, Зака настигает самый настоящий кошмар.
Примечание: Много мата, морального насилия и графического описания физических увечий. Если вдруг среди читателей есть знатоки: фанфик написан с параллелями на реально существующую пьесу.
Глава 1
Потерять тебя – значит потерять самую значимую часть себя. Ты будто стоишь у меня за спиной, и всякий раз, как я оборачиваюсь, я вслушиваюсь в твое молчание; не видеть тебя – значит не понимать, как раньше я мог оставлять тебя хоть на мгновение. Говорить с тобой – самое ничтожное, что я могу делать – превращается в привычку. Я болен, я слаб, и, думая о тебе, я каждый раз чувствую, что меня вот-вот разорвет изнутри. Но этого не происходит, а ты все так же молчишь.
Зак моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Он еще раз поправил ремень сумки, небрежно закинутой на плечо, взглянул на узкую полоску света, тянущуюся к его ногам от приоткрытой двери в ванную, и не сразу понял, что забыл выключить свет. Разуваться, чтобы пройти по коридору, показалось ему вздором – Зак прошел, оставляя после себя едва различимые следы, в ванную, на ощупь ища пальцами выключатель. Сам он в этот момент взглянул на пустые полки, на которых пару дней назад еще громоздились шампуни, гели, стаканы с щетками, бритвами, зубной пастой – всем, что теперь лежало по разным коробкам и сумкам или было выброшено. Такие коробки стояли в прихожей, некоторые – в спальне, где Зак не успел упаковать остатки своей одежды. Он несколько дней бережно складывал книги, перелистывая их мимоходом, вытряхивая из них забытые фотографии и закладки, все время оставляя включенным ноутбук, чтобы музыкой отвлечься. В принципе, Зак уже довел себя до состояния некоторой бесчувственности, в которой находил подобие удовлетворения; он настолько отдавался работе, чей-то чужой жизни, что засыпал сразу, как только его голова касалась жесткой диванной подушки – спать на их с Майлзом кровати Зак не хотел, поэтому уже несколько дней предпочитал диван. В первую ночь после аварии он, полностью невменяемый, зашел в спальню, разделся, медленно, тщательно складывая вещи, и долго сидел на кровати, ожидая, когда Майлз выйдет из ванной. Зак не хотел больше вспоминать ни об этом, ни о том, что случилось с ним позже этой ночью.
Вид пустых полок вывел его из состояния апатичной задумчивости. Он почти ударил по выключателю, поспешно отступая в пространство коридора. Квартира погрузилась в полумрак – лампочка у входной двери горела тускло, изредка мигая, вторя то и дело сбивающемуся сердцебиению.
– Все, – громко сказал Зак в пустое пространство квартиры, еще раз бросая взгляд на небольшую спортивную сумку, в которую, как ни странно, уместились все необходимые ему вещи. Такая сумка была альтернативой неудобному чемодану, который предстояло катить по неаккуратно заасфальтированным дорогам. Все коробки, все вещи, упакованные им в эти дни, ждали переезда, который не мог случиться раньше, чем через неделю – а Зак с трусливой поспешностью засунул в эту потрепанную сумку некоторые вещи и позвонил Джонатану, готовя себе пути к отступлению. Джонатан, проверенный друг, разумеется, согласился.
Все вещи Майлза были предусмотрительно убраны, сложены в… другие коробки. Многое пришлось отправить родным, многое – выбросить, а что-то настолько сильно будоражило Зака, что он просто стащил это в кучу, совершенно не зная, как с этим обращаться теперь. Вспоминая свой первый порыв собрать все его одежду в охапку и затолкать в самый темный шкаф, Зак кривился от осознания собственного малодушия; поправляя на себе рубашку Майлза, чувствуя, как поношенная шапка давит на кончики ушей, он стоял перед молчаливой, темной квартирой, в нерешительности, словно не знал, позволено ли ему уйти.
– Пока. Я так, на пару дней, – тихо произнес он, отчаянно хмурясь. Ничто не звучало теперь так же правильно, как эти слова, с которыми он настолько свыкся, что говорил их почти машинально. Зак не был настолько сентиментален или сломлен горем, чтобы думать, будто его слова имеют какой-то мистический смысл, но было что-то, висевшее в воздухе, как невысказанное прощание, как ответ на все те слова, что они сказали друг другу. Зак все еще думал, что, говоря с Майлзом, он как-то разрушает его собственное, отчаянное одиночество.
Потерять тебя – значит потерять самую значимую часть себя. Ты будто стоишь у меня за спиной, и всякий раз, как я оборачиваюсь, я вслушиваюсь в твое молчание; не видеть тебя – значит не понимать, как раньше я мог оставлять тебя хоть на мгновение.
***
– Джонатан? – торопливо произнес он, выезжая на шоссе и зажимая телефон плечом. Пальцы слегка дрожали, но это ничего, это было предсказуемой отдачей на весь этот кошмар. Джонатан сказал только, что рад слышать его, что он уже все приготовил, дома прибрался, друзей предупредил, готовит ужин и ждет с нетерпением, когда Зак внезапно громко выругался, чуть не тормознув на полном ходу. На том конце провода тревожно замолчали. С Заком в последнее время вообще все вели себя аккуратно, словно боялись, что он психанет, выкинется в окно, станет вести себя неадекватно или вытворит нечто подобное. Он улыбнулся, даже как-то неуверенно.
– Джон, Джон, постой, я забыл… Забыл запереть дверь.
Джонатан вздохнул, еще раз напомнил, как именно к нему добраться и сказал, что скинет карту в смс, но Зак, пока разворачивался, чтобы вновь заехать на свою улицу, отключился. Чертыхаясь, он взбежал по лестнице на третий этаж, оступаясь на поворотах, добрался до своей квартиры, призывно манящей незапертой дверью. Свет на площадке горел тускло, из приоткрытого окна тянуло сыростью недавнего дождя – так, что Зак невольно поежился.
Он остановился, чтобы достать из сумки ключи, но они были на самом дне, рядом со спутанными наушниками, перчатками, телефоном и прочей мелочью – а сам смотрел, как дверь чуть приоткрывается от сквозняка. Внутри было темно, Зак практически сошел с ума, или был близок к этому, забыв про ключи и вслушиваясь отчаянно в самый тихий скрип, в любой едва заметный звук: смотрел, как зачарованный, на дверь, перебирая в уме все возможные пути бегства, а на самом деле просто вспоминая. Он чуть было не окликнул его по имени, но вовремя понял, что соседи могут услышать. Не было ничего проще, чем назвать имя, убедиться, что на него откликается только собственное бешено стучащее сердце, запереть дверь – три щелчка, готово, все – и вернуться обратно в машину.
Зак стоял, плохо понимая, что происходит, и перебирал в пальцах ключи, забыв даже достать их. Что-то страшное случилось за этой приоткрытой дверью, за этими двумя полосками света с лестничной площадки, за этим скрипом дверных петель – где-то там, где еще дней десять назад стоял в ванной Майлз, наступая босыми ногами на коврик, и ухмылялся, видя, как Зак пытается подойти к нему сзади и обнять. Зак видел отчетливо, как он сам открывает дверь, бросает взгляд на телефон Майлза, из которого доносится очередная приставучая песня, и встречается глазами с ним, там, в зеркале, пока Майлз чистит зубы. Зак не понимал до конца, привиделось ему это или нет – за приоткрытой дверью, за темнеющей щелью было тихо, никакой музыки, Майлза, и, представив себе его глаза, Зак понял, что дрожит всем телом, будто от озноба.
Джонатан не позвонил, просто скинул сообщение с тремя вопросительными знаками и картой – из-за этого наваждение исчезло, сгинуло, пропало без следа. Он смог спокойно запереть дверь, будто вместе с этим запирал все свои страхи в этой квартире, темной и безжизненной, и отступил назад.
***
Впереди, в конце темного, блестящего от дождя шоссе, по которому он безбожно гнал, был дом, в котором ему обещали малую толику успокоения. Зак думал об этом доме, идеализируя, обманывая себя, обкусывая ноготь большого пальца на правой руке и беззвучно подпевая подвернувшейся на радио знакомой песне.
Вокруг раскинулись необъятные поля, где-то вдалеке горели цепочкой фонари над другой автострадой. Всюду, насколько хватало глаз, была только земля – никакого жилья, никаких магазинов, будто здесь прошел ураган, будто он намеренно оставил эти места такими же пустынными и безмолвными в их первозданности. Зак поежился, глядя, как по стеклу медленно ползут дождевые капли, сжал руль побелевшими пальцами, и прибавил скорости, рассеянно наблюдая, как сгустившаяся вечерняя тьма будто расступается перед ярко горящими фарами машины.
Майлз был ему другом – точно так же, как раньше и Джонатан; они познакомились давно, через общих знакомых, которых Зак менял чаще, чем позволял себе в этом признаться.
Глядя в окно на мелькающие справа фонарные столбы, он задумался о том, как поехал в этот дом впервые, когда Джонатан пригласил его на неделю, сразу после окончания первого года обучения в колледже. У Зака тогда не было своей машины, и его подвозил парень, подросток, которого нельзя было назвать дружелюбным; он молчал всю дорогу, больше внимания уделяя тому, как следует вести машину, передергивая худыми плечами и то и дело поправляя чересчур длинные волосы, мешавшие ему. Зак знал, со слов Джонатана, что мальчика зовут Майлзом, что они живут вместе, хотя дом и принадлежит родителям Джо – шестнадцатилетний Майлз и двадцатитрехлетний Джон с некоторых пор неплохо справлялись и сами. Зак ехал на заднем сидении и всю дорогу пытался начать разговор – но так и не смог, сам не до конца понимая, почему.
Глава 2
Джонатан шагнул к нему с порога, тут же заключая в объятия. Зак огляделся поверх его плеча, чувствуя запах запеченной курицы, и позволил себе чуть расслабиться.
Сам дом стоял на перекрестке двух проселочных дорог, практически не имея соседей, был двухэтажным, приземистым и сделанным на века – Джон говорил, что его родители вложили в дом немало денег и времени, а теперь вот он сам живет здесь, а родители переехали в город. Зак был настолько вымотан, что не припарковался, а просто бросил машину рядом, поскорее взбежал по ступеням, пригибаясь под тяжестью сумки, и стянул с головы капюшон, уже успевший основательно намокнуть.
Теперь, оказавшись в объятиях Джонатана, он слегка успокоился, отдышался, и мог неловко обнять того в ответ.
– Я надеюсь, ты голоден, – нарочито весело произнес Джон. Зак только криво улыбнулся. С волос за шиворот текла вода, голова была тяжелая, мысли навязчиво крутились вокруг песни, слышанной по радио, настолько, что к горлу начинал подкатывать плотный ком. Заку, увидевшему в гостиной диван, накрытый одеялом, захотелось немедленно лечь, поджимая ноги к животу, и наконец закрыть глаза. Руки все еще подрагивали.
Джонатан ушел на кухню, кутаясь в старый свитер, который Зак ему подарил лет восемь назад, на день рождения; в ожидании ужина Зак присел на диван, осматривая комнату, отметил неизменное наличие большого книжного шкафа, фальшивого камина, круглого, крепко сколоченного стола и нескольких стульев с вышитыми подушечками на сиденьях.
Дом не изменился – таким Зак помнил его еще давно, когда ему постелили в гостиной, а сами Джонатан с Майлзом ушли ночевать в бывшую спальню родителей. Зак тогда знал их гораздо хуже, не мог назвать своими близкими друзьями, и мечтал изредка о том, чтобы Джонатан обратил на него внимание – ради этого и согласился погостить.
Он тогда многого не знал – того, что Джо с Майлзом не были даже братьями, что их семьи водили давнюю дружбу. Они оба часто гостили друг у друга, ходили в одну школу какое-то время, и почему-то были неразлучны. Зак тогда не знал и того, что у Майлза никогда не было девушек, а Джонатан перевстречался с многими; Зак немного завидовал их жизни, приезжая примерно раз в полгода, все так же неловко перебрасываясь с Майлзом парой слов и просиживая долгие часы на кухне, наблюдая, как Джон готовит, то и дело бросая взгляд на телевизор и комментируя все, что там происходит на экране.
Дом почти не изменился, Зак отчетливо помнил один из зимних вечеров, когда он прижал Майлза к окну, не давая ему вырваться и мягко удерживая за талию – его всего трясло, а подросший, ставший другим Майлз поднял руку, чтобы погладить его по шее. Ему тогда было уже девятнадцать. Зак помнил этот вечер, помнил, как он смотрел на то, как Майлз ходит по дому, прибирается, готовит что-то, переговаривается с Джо, и думал о том, что он совершенно по-дурацки влюблен.
Джонатан, как теперь оказалось, выкинул тот старый диван, выкинул большинство старой мебели, но все здесь было насквозь пропитано воспоминаниями, которые вползали Заку под рубашку отвратительными мурашками. Он почувствовал, как от груди вверх поднимается жар, охватывая голову, но в то же время затрясся в ознобе – руки и ноги будто не слушались, а зубы стучали. Зак даже улыбнулся тому, как все получилось, тому, что болезнь повременила до такого удачного момента, превращая его теперь в беспомощного, жалкого педика, не способного даже встать на ноги. Он медленно лег, натягивая на себя одеяло, не раздеваясь, плохо понимая, что происходит, и провалился в глубокий, черный сон без сновидений.
Джонатан, вернувшийся через двадцать минут с тарелками, полными дымящейся курятины, застал Зака спящим, с красными от температуры ушами, с встрепанной прической и свитером, сбившемся комом в районе груди; он аккуратно раздел его и выключил в гостиной свет. Зак вздохнул во сне, жалобно, будто ребенок, но ему впервые за несколько дней ничего не снилось.
***
В комнате было невыносимо душно.
Зак захрипел, распахнул глаза, в панике шаря ладонями по постели. Свет от фонаря, пробиваясь сквозь занавески, слегка освещал комнату – все, кроме той фигуры, что стояла вплотную к нему, нависая над кроватью. Зак чувствовал на своей шее руки, сдавливающие горло; он схватился за чьи-то чужие пальцы, сильные и шершавые, безуспешно пытаясь отцепить их от себя, и беспомощно задергал ногами, сбивая в ком одеяло. Человек – это, несомненно, был просто человек – смотрел на Зака, не отрываясь, хоть этого и нельзя было увидеть. Он разглядывал его впалую, поросшую черными волосками грудь, его распахнутые от ужаса глаза, приоткрытый рот, смятые ото сна волосы; он разглядывал все это, невольно сжимая руки сильнее, ожидая, что шея ублюдка вот-вот хрустнет, чувствуя, как его переполняет такая злоба, что ему впору заорать от этого.
А закричать попытался Зак.
Он кое-как отцепил несколько пальцев от своей шеи и захрипел в голос, пытаясь отползти подальше. Незнакомец тотчас же скользнул ближе, зажимая рот одной рукой, а другой придерживая за измученное горло, с явным наслаждением надавливая на кадык.
– Тихо, обмудок, – шепнул он, и от звука этого голоса Зака затрясло. Их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга, один мог слышать, как другой сглатывает вязкую слюну.
– Откроешь пасть – и я тебе сверну шею, гейский кусок дерьма, – зашептал незнакомец, ласково, так, словно увещевал ребенка, растягивая слова, – ты как мог притащиться сюда, после всего, что натворил, ебучий урод? Надо было разъебать твою хорошенькую головку во сне, сука. Сраный пидор, угробил его, а теперь ошиваешься здесь!
Зак замычал, замотал отчаянно головой, ухватившись за руку на шее. Незнакомец дернулся, привстал, придавливая коленом его ноги, надавил нарочно посильнее, практически садясь сверху, так, что Зак потрясенно выдохнул в ладонь. Он все еще не мог поверить, не понимал, что происходит.
– Слушай: ты завтра же утром, как паинька, соберешь свои сраные вещички, дилдо и анальные пробки, откланяешься Джонатану, скажешь, что у тебя дела, и съебешь отсюда, понял? Ты и твоя выебанная жопа. Никто не хочет тебя здесь видеть, сука ублюдочная. И не вздумай заорать.
Незнакомец растягивал слова, чуть хрипя, тембр голоса у него был низкий, мягкий, а сейчас – еще и дрожал от гнева. Зак закивал, униженно, поспешно, мечтая только об одном нормальном вдохе, без этой руки на его пульсирующей от боли шее. Их лица вновь приблизились друг к другу, и на мгновение он увидел лишь то, что его мучитель – скуластый и бородатый мужик; почувствовал терпкий, сильный запах одеколона и мужского пота, от которого его чуть не вырвало. Незнакомец был как раз таким, какому нипочем свернуть кому-нибудь шею.
Он наконец убрал руки, медленно вставая. Зак лежал неподвижно, чуть вздрагивая, даже не думая о том, чтобы прикрыться, или включить свет, или заорать, призывая на помощь Джонатана – все смотрел, как этот человек уходит, такой же неразличимый в ночной темноте; на пороге он остановился, помедлив секунду: то ли смотрел, то ли думал, не вернуться ли добить Зака, пока он такой смирный.
– Понял, ебучая сука? Завтра чтобы тебя днем уже не было, – произнес он наконец, прежде чем уйти.
Зак полежал минуту, глядя в окно, затем поспешно вскочил, ощупал шею и включил свет. У плеч остались синяки, только начавшие наливаться бордовым. Тело потряхивало как от перенесенной температуры, так и от нового шока, ноги были словно ватные, а в горле пересохло. Этот мужик, чуть не свернувший ему шею, явно был в курсе их с Майлзом отношений, не одобрял их и не хотел, чтобы Зак и далее находился здесь. Их отношений с Майлзом! От этой мысли перед глазами все поплыло.
От ночного сквозняка хлопнула, закрываясь, оконная рама. Дверь в гостиную была приоткрыта, а дальше, там, где начиналась лестница на второй этаж, было привычно темно и тихо. Наверху, вероятно, крепко спал Джонатан, уверенный в том, что его друг здесь отдохнет, наберется сил, через неделю переедет в новую квартиру и начнет жизнь заново. В доме было тихо, тепло и уютно, так, словно ничего дурного здесь никогда не происходило.
Стоявший посреди гостиной Зак вдруг расхохотался – беззвучно, истерично, пряча лицо в ладонях и вздрагивая, не понимая, отчего ему вдруг так смешно. Так страшно, но так уморительно смешно.
***
Утром выпал снег.
Зак проснулся с ощущением, что его всю ночь били, и чуть не расхохотался, как ночью до этого, вспоминая, как же он недалек от истины. Одеяло лежало на полу, а он, в одних боксерах, мерз и дрожал, свернувшись клубком, пока не сообразил, в чем дело. За окном падали большие белые хлопья, на столе стояла чашка со свежими подтеками чая.
Зак вскочил, бросился к своей сумке, полуголый, замерзший и еще не до конца проснувшийся. Он выудил из сумки носки, быстро надел на себя джинсы, футболку, обмотал вокруг шеи мятый шарф и потянулся за телефоном. Оказывается, ночью ему звонила мама.
Джонатан спустился чуть позже, выспавшийся и улыбчивый, молча помыл кружку и сделал Заку завтрак, болтая и расспрашивая его о работе. Тот был только рад поговорить, тут же найдя множество причин, чтобы уйти от тревожной для обоих них темы.
– Ты слышал, что Зои рассталась с Брэдли? На самом деле, мне кажется, что тут все дело не только в ней.
– Ты всегда будешь его защищать, Зак, успокойся.
– Я не защищаю человека, если он в самом деле поступил дерьмово, Джон.
Джонатан закатил глаза, передавая Заку кружку.
– Ты хотя бы неделю пробудешь у меня, да? Я тебе сейчас расскажу про одного человека, я уверен, тебе…
– Мне нужно будет сегодня уехать, – нехотя перебил его Зак, поджимая ноги и глядя прямо перед собой.
Джон нахмурился, вопросительно глядя на Зака. Еще вчера между ними все было оговорено, вплоть до того, что они будут делать всю эту неделю, до чертового распорядка дня.
– Прости, Джо, мне правда неприятно будет уехать так быстро, – сквозь зубы процедил Зак, чувствуя, как ноет от боли шея, замотанная шарфом, как его подташнивает от слабости и злости на себя. Он машинально прижал руку ко рту, дергаясь, порываясь встать с дивана, и кто-то, подошедший сзади, сказал, обращаясь к нему и к Джонатану разом:
– Лучше быстрее в ванную, если тошнит.
Джо приветливо кивнул тому человеку, указывая глазами на Зака, скорчившегося на диване. Плеча Зака коснулась теплая, широкая ладонь, легко проводя по оголенной коже плеча, чуть забираясь пальцами под шарф и ловко надавливая на синяки.
– Привет, – мягко сказал он, этот психованный садист, и голос, поганый голос, от которого Зак готов был заорать, он не мог перепутать ни с каким другим голосом на свете.
– Познакомься с Крисом, – немного неуверенно произнес Джон, – я тебе вчера его не представил, ты уснул слишком быстро.
– Да, познакомься с Крисом, – сказал человек за спиной Зака, явно развлекаясь.
Он убрал руку, оставляя в шее еще более сильную ноющую боль, и прошел к столу, выставляя напоказ широкие плечи и коротко стриженый затылок. Зак разогнулся, чувствуя, как перед глазами замелькали пятна, покосился на Джонатана и послал ему самый недоумевающий взгляд, на который был способен.
Крис взял кружку и возился с ней, пока Джонатан и Зак перебрасывались взглядами, причем в лице последнего проглядывала плохо скрытая паника. Джо нахмурился, словно пытался придумать, как лучше объяснить это внезапное появление – а Зак все думал о том, что тот псих, который чуть не задушил его, живет здесь, спит с ним в одном доме, ведет себя по-хозяйски и отлично знает, что и когда следует говорить. Теперь он почел за благо убраться отсюда как можно скорее.
Крис тем временем обернулся, облокачиваясь о стол. У него был практически выбритый затылок, но надо лбом свисал неопрятный клок спутанных после сна светлых волос. Зак впился взглядом в бороду, нелепую, идиотскую бороденку, из-за которой можно было с трудом понять, что у Криса за лицо. От обилия растительности отвлекали только глаза, оглядывающие Зака с холодным, веселым презрением – голубые, светлые, неприятные и тяжелые, будто смотревшие мимо тебя, в обрамлении густых светлых ресниц.
– Я Зак, очень приятно, – нехотя произнес он, вставая с дивана, стараясь не глядеть на Криса и на Джонатана. Из него будто разом вышибли всю оставшуюся жизнерадостность; Крис широко улыбнулся, обнажая зубы, и взъерошил свою нелепую челку.
– Зак, не уезжай, серьезно, ты же только приехал, – произнес снова Джо, наблюдая, как его друг поспешно набирает что-то на телефоне.
Крис только повел плечами, ухмыляясь, а Зак пробормотал что-то нечленораздельное, вышел в коридор, к входной двери, подальше от гостиной, и стал отчаянно дозваниваться своему риэлтору, чувствуя, как его снова колотит мелкой дрожью.
– …нет, мистер Куинто, мы не можем ничего сделать, неделю ваша квартира будет оформляться, – слушал он обреченно, попутно отмечая взрывы хохота, доносящиеся из гостиной. Зак смачно выматерился, нажал на отбой, застонал и прислонился лбом к стеклу. За окном все так же мело, снег успел засыпать еще зеленые верхушки кустов, остался на дорожке, ведущей к дому.
То, в какое дерьмо он оказался втянутым, казалось Заку бредом, ситуацией, достойной немедленного звонка в полицию. Он мог сказать об этом Джону, мог позвонить Саре или маме, в конце концов, мог прямо сейчас одеться, выйти за дверь, отсидеться в машине и уехать отсюда. Он не боялся Криса, ему было наплевать.
Дом стоял в отдалении от других. Заку казалось, что до любого магазина ему придется ехать сквозь непроглядный снегопад как минимум пять часов – где-то там, далеко, на расстоянии одного перелета, его ждут родители, сказать которым про Майлза было бы выше его сил. Зак снова застонал, почти заревел от досады, вжимаясь лбом в холодное стекло. Только один Джонатан, кажется, мог вытащить его из черной, неизбывной тоски, и он один понимал, насколько это может быть хреново.
В окне отражалось лицо Криса.
– Привет, – тихо сказал он, засовывая руки в карманы.
Зак развернулся к нему всем телом, глядя недружелюбно, исподлобья, недовольный тем, что его вырвали из его мрачных мыслей.
– Мы уже здоровались, – пробормотал он, слушая, как Джонатан моет посуду, гремя тарелками и что-то напевая.
Крис качнул головой, щурясь, и шагнул ближе, встав почти вплотную. Он уже и волосы немного пригладил, зачесал назад, отчего выглядел еще более странно, вычурно. Зак только выдохнул, сглатывая внезапно подступивший к горлу ком, и почувствовал, как от страха занемели пальцы ног – днем Крис был весь как на ладони, и от него несло сумасшествием, как хорошо различимым запахом.
– Я звонил своему риэлтору, я не могу уехать раньше, чем через неделю, – сбивчиво начал Зак, понятия не имея, зачем он оправдывается, то и дело взглядывая через плечо Криса на коридор, откуда все еще доносился звук льющейся воды.
– Да не выйдет, блядь, твой Джонатан. Какой же ты трусливый хрен, – все так же спокойно констатировал Крис, угадав его мысли и оглядывая Зака снова. – Мне что, терпеть тебя всю неделю? Ты считаешь, это хорошая идея – все время видеть перед глазами грязного гомика? Или выкинуть тебя за дверь?
– Какого черта ты тут распоряжаешься? – спросил Зак, чувствуя, как страх постепенно уступает место злости. Крис поднял брови, перестав ухмыляться.
– Не трогай меня больше, не лезь ко мне, я пробуду здесь неделю, и уеду, – он обхватил себя за плечи, ощущая вновь подступающий озноб, – но черт, как бы я хотел свалить отсюда прямо сейчас, чтобы не видеть твою мерзкую небритую рожу, кем бы ты ни был, сволочь.
Крис моргнул, глядя, как Зак выдавливает из себя эти слова, практически не соображая, что несет. Он машинально потянул руками свой шарф, обнажая шею, всю в темных кровоподтеках, смотрел мимо Криса и продолжал говорить.
– Пожалуйста, не трогай меня и не говори со мной, делай что хочешь, но не прикасайся ко мне, – произнес он, заговариваясь, и вспомнил Майлза, так некстати, вспомнил его снова, тонкого, замкнутого, стоящим на пороге этого дома. Зак потянул носом воздух, забыв, казалось, про существование Криса, и сказал тише, ни к кому не обращаясь:
– Не трогай меня.
Крис снова шагнул ближе – на этот раз быстро, торопливо, притянул Зака к себе за голову, всю пятерню опуская на затылок, и ударил кулаком в живот. Тот не успел сгруппироваться, отклониться от удара, обмяк от боли и качнулся вперед, попадая лбом Крису по колючему подбородку.
– Сука, – зашептал Крис, запуская пальцы в чуть отросшие волосы на затылке, – сука, не смей со мной так разговаривать. В этом доме ты будешь любезен с Джоном, не будешь высовываться, тихо отсидишь свою сраную неделю и уедешь.
Зак, близкий к истерике, вновь испытал непонятный ему страх перед этим человеком, что накрыл его еще ночью. Он часто дышал, смотря вниз, в пол, на ширинку Криса, на его руку, плотно сжимавшую в кулаке полы Заковой рубашки, и млел от боли.
– И попробуй только портить моего друга своими гейскими штучками, – процедил Крис, вздергивая голову Зака вверх, встряхнул его, словно куклу, внимательно рассматривая истерично расширенные зрачки и слипшиеся ресницы. Зак уцепился за него, пытаясь отвернуться, выбраться из этих «объятий», и снова почувствовал запах, тот запах Криса, увидел, как по его шее стекает капля пота, заползая за воротник футболки.
– Джонатан! – хрипло произнес он одними губами, делая последнюю попытку вырваться, но Крис все смотрел на него, не отпуская, и уже непонятно было, улыбается он или нет.
Джон вышел из кухни, вытирая руки полотенцем и гадая, куда разом исчезли оба его друга. В конце коридора он увидел Криса, обеспокоенно хмурящегося и придерживающего Зака за плечи – того сильно рвало, он дрожал, сгибаясь над полом, вцепившись в руки Криса, и жмурился.
– Джо, тащи быстрее полотенце и таз с водой, – громко, серьезно произнес Крис, не поднимая головы, и мягче перехватил Зака под грудью, чтобы ему было удобнее.
Глава 3
Снег прекратился к началу третьего дня.
Зак, все это время находившийся в полубредовом состоянии, открыл глаза, ощущая, что температура наконец-то спала – после нее осталось лишь опустошающее чувство усталости, он был абсолютно выжат. Жар постоянно сопровождался бредовыми снами, в которых все время был Крис, прочно поселившийся в голове; Крис то смеялся, то просто стоял неподалеку, у кровати, разглядывая Зака, то просто говорил, находясь где-то вне поля зрения, с Джонатаном, с Майлзом, но больше с Майлзом.
Зак смутно помнил, как Джо приносил ему чай и лекарства, пытался заставить проглотить хоть кусок мяса, пюре или чего-либо подобного, а Крис в это время болтал с Майлзом о кино, в котором они оба хотели преуспеть. Зак закрывал глаза и радовался, что слышит этот голос, наслаждался ощущением близости, хотя и знал, был уверен, что Майлз мертв – он мог поклясться в этом. Крис вспоминал школу, говорил о том, как сам дразнил Майлза, смеялся над этим, потому что считал детскую жестокость просто проявлением неопытности; его голос где-то над ухом рассказывал о том, как однажды он толкнул Майлза на землю, в грязь, и как Джонатан подрался с ним из-за этого. Все они только смеялись теперь, говоря, что это буквально привело всех к дружбе. Зак силился разлепить веки, бормотал: «Опять насилие. Ты со всеми так поступаешь, козел?», и в ответ слышал тихий смех.
А потом все уходили, оставляя после себя гнетущую тишину, и тогда Зак говорил – не трогай меня, не подходи, не надо, я все равно скоро уеду, пожалуйста, перестань.
Болезнь отступила, температура спала, когда рядом тоже никого не было – он лежал не на диване, а на кровати, в бывшей комнате Джонатана, под двумя одеялами, и чертовски вспотел. Зак медленно сел, вглядываясь в приоткрытое мансардное окно, из которого на пол падали редкие снежинки; по полу потянуло сквозняком.
– …нет, Крис, сиди спокойно, ты и так задолбал уже, – невнятно донесся до Зака голос Джонатана, слегка сердитый и обеспокоенный. В ответ он услышал бессвязный поток ругательств. Зак встал, быстро натягивая джинсы, и на нетвердых ногах прошел к двери.
– Осталось четыре дня бревном проваляться, – тихо произнес он вслух, не удивляясь тому, что говорит. Голоса внизу замолкли – кто-то топал сапогами по полу прихожей, застегивал куртку и гремел ключами. Зак спохватился, сбежал, прыгая через две ступени, вниз, на ходу выкрикивая имя Джонатана, забыв даже натянуть майку.
– Закари! – Джо улыбался от души, стоя в дверях в шапке, наматывая на шею шарф. Он держал Криса за запястье, и, кажется, за пару секунд до этого держал гораздо крепче. Зак поежился от холода, идущего от распахнутого на кухне окна, и замер, не зная, что сказать.
– Закрой окно, – бросил Крису Джон, даже не взглянув на него. Зак шагнул ближе, наплевав на босые ноги, вцепился в рукав куртки друга и потянул его на себя.
– Ну куда ты уходишь? Я только выздоравливать начал, – почти жалобно произнес он. Крис на кухне ощутимо грохнул оконной рамой.
– В магазин, я приеду через полчаса, давай, отпускай мой рукав, – Джо засмеялся, перебирая в руке ключи.
– Ты так мне про него ничего и не рассказал, – шепнул Зак, кивая в сторону кухни. Джонатан выразительно заиграл бровями и молча улыбнулся.
– Сволочь, – беззлобно произнес Зак, решая отложить этот вопрос до возвращения Джо.
А тот только плечами пожал, прежде чем хлопнуть входной дверью.
Крис прошел в гостиную, держа в пальцах чашку кофе – им запахло на весь дом, так, что у Зака свело желудок от зависти. Он не смог противиться аромату, тихо прошел вслед за Крисом, и только в самой комнате понял, что не сможет просто так взять и попросить у него отпить немного кофе; Крис, поймав его взгляд, ухмыльнулся.
Видно было, что он расчесался, забрал волосы назад, и вообще, привел себя в порядок. Зак был настолько слаб, что даже не испугался присутствия Криса рядом – только сел в кресло у окна, поджимая под себя одну ногу и стараясь стать как можно более незаметным.
Крис с наслаждением отпил кофе, жмурясь и подолгу смакуя вкус во рту, покосился на Зака и молча протянул ему чашку. Зак безмолвно смотрел на нее, не понимая, что происходит, а Крис терпеливо держал руку навесу, выжидая, облизывая губы и нарочито безмятежно разглядывая картинки, висевшие на стенах.
Наконец Зак потянулся за кофе. «Вот сейчас он опрокинет чашку мне на лицо, с него станется», – отстраненно подумал он, но такого не случилось. Крис подождал, пока он, жадно вытягивая шею, сделает большой глоток, и так же молча забрал кружку обратно.
– Спа…спасибо, – хрипло произнес Зак, отворачиваясь.
– Я скучаю по нему. Он был мне как брат, – неожиданно произнес Крис, ставя кофе на пол, сцепляя руки в замок. Его голос был все таким же мягким, низким и тягучим, но что-то переменилось – настолько непохожей была эта интонация на все, что говорилось им до этого.
Зак дернулся в своем кресле, оборачиваясь и встречая взгляд светло-голубых глаз. Крис сутулился, ерзал, так, словно ему на месте не сиделось, и будто бы ждал от Зака немедленного ответа.
– Я бы убил того, кто сделал это. Мне кажется, что я проводил с ним так мало времени, я не могу отвязаться от блядского ощущения вины.
– Я тоже, – помедлив, тихо сказал Зак, даже не поморщившись от очередного бранного слова и сомневаясь, что ему стоило вообще открывать рот. Крис только согласно кивнул, снова облизывая губы, и заговорил как всегда многословно, сбиваясь, словно умалишенный, перескакивая с одного на другое.
Он говорил о Майлзе, о Джонатане, об их жизни, о том, как они познакомились в школе, как его бывшая подружка гуляла с Джоном, и как Майлза чуть не побили вечером после занятий – Крис будто оправдывался, в голосе сквозила трусость. Зак молчал, ошарашенный, и помимо воли заслушивался этой сбивчивой речью. Майлз никогда – ни разу за всю их совместную жизнь – не рассказывал ему ничего подобного. Он положил руку на шею, чувствуя, что она затекает от сидения в одном положении, и ощутил, как под пальцами снова заныли синяки. Крис выводил его из себя, был невыносимым, но Зак не хотел, чтобы тот замолчал. Оказывается, Майлз был не таким уж откровенным.
– Почему я о тебе никогда раньше не слышал? Я знаю Джонатана почти десять лет, – неожиданно для самого себя произнес он, стряхивая это предательское оцепенение. Крис запнулся, нахмурился, поворачиваясь, и долго смотрел на Зака, будто с трудом узнавая его – от этого взгляда по спине вновь поползли мурашки, а тревога опять замаячила на периферии сознания.
Потом Крис криво улыбнулся, будто прикидывая, как бы побольнее ударить.
– Может, они оба думали, что ты мне не понравишься, – мягко произнес он, потягиваясь, хрустнул пальцами, выпрямляя сгорбленную спину и вытягиваясь на диванных подушках.
Зак тут же вскочил на ноги, обходя Криса на безопасном расстоянии, проклиная себя за то, что вообще решил уделить этому человеку время. Когда он проходил мимо дивана, Крис быстрым движением наклонился, поднимая с пола кружку с остывшим кофе, и протянул ее Заку с все той же гаденькой ухмылочкой на лице.
– Чертов манипулятор, – произнес бесцветным голосом Зак, тем не менее принимая кружку и задевая при этом пальцами пальцы Криса. Тот поморщился нарочито, будто дотронулся до чего-то мерзкого, и вытер пальцы о джинсы, все так же глядя Заку в глаза. Взгляд у него был спокойный, провоцирующий, полный злобы, которую он собирался выплеснуть на свою смирившуюся жертву.
– Ты очень наблюдателен, сволочь, – произнес он сладко, щурясь и все не убирая руки с джинсов.
Зак вспомнил, что он голый по пояс, вспомнил, что у него некрасивая, впалая грудь, к тому же поросшая непонятными волосами, подумал, что, наверное, весь дрожит от холода, и чуть не рассмеялся истерично от своих мыслей, таких глупых, неуместных и непонятно к чему относящихся. Он разозлился на себя, на Криса, на Джонатана, который так не вовремя уехал в какой-то дурацкий магазин, на всех и вся на свете, включая эту кружку с остывшим, невкусным растворимым кофе.
– Пошел нахуй! Пошел ты нахуй, урод! – заорал Зак, сам от себя ошалев, оглохнув от собственного вопля.
Он отступил назад, неловко взмахнул рукой и швырнул кружку прямо в ухмыляющееся лицо. Крис взвыл, пытаясь прикрыть глаза руками – кружка попала ему в бровь, кофе выплеснулся на лоб, потек по щекам, по бороде, закапал на майку, смешиваясь с выступившей кровью. Зак шагнул назад еще раз, в коридор, лихорадочно соображая, что делать дальше, и захлопнул дверь в гостиную, отчаянно вслушиваясь в то, как Крис тихонько поскуливает от боли.
Нужно было бежать – это было ясно как день, и бежать как можно скорее, пока Крис не отошел от случившегося. Зак буквально взлетел вверх по ступеням, на ходу проверяя содержимое карманов – телефон, наушники, ключи. Подвывая от возбуждения и страха, он забросил все вещи в сумку, бегом спустился вниз, натянул ботинки, куртку, забывая о шапке, о шарфе, так и оставшемся висеть на крючке у окна, все время ожидая, что его мучитель выйдет из гостиной, и тогда – Зак не хотел думать, что случится после.
Но Крис безмолвствовал за закрытой дверью.
Зак вышел из дома, плохо соображая, что делает, оглянулся на безжизненные, пустые окна и с места рванул вперед, как сумасшедший; возможно, он стал таким потому, что слишком сильно пропитался Крисом, его ненормальностью, так явно сквозящей во взгляде и голосе.
Зак побежал, не разбирая дороги, поскальзываясь в снегу, задыхаясь от быстрого бега, и забыв совершенно, что у него есть машина, припаркованная у дома, забыв о том, что может позвонить Джонатану, о том, что и здесь ходит рейсовый автобус, останавливаясь в паре километров от дома. Он бежал, чувствуя, как с каждым шагом тугой узел в груди начинает постепенно развязываться, уступая место легкой эйфории от бега.
Снег перестал идти еще утром, но все вокруг было покрыто им, и в глазах начинало рябить от обилия белого – впереди, позади, везде были засыпанные им поля, на горизонте виднелось еще несколько таких же одиноких домов. Зак не остановился ни на минуту, продолжая бежать, не оглядываясь, потом пошел быстрым шагом, чувствуя, как стало покалывать в груди, задыхаясь и чувствуя подступающую жажду.
Джонатан, наверное, уже вернулся домой. Застал там Криса с разбитой бровью, со следами кофе на майке, Криса, который тщетно пытается объяснить Джо, почему он, такая сволочь, сидит один, и куда исчез Зак. Крису, наверное, сейчас не до ухмылок; как жалобно он взвыл, когда дотронулся руками до лица! Так, словно случилось нечто несправедливое по отношению к нему.
Зак немного расслабился, позволил себе улыбнуться, запрокинув голову, вглядываясь в хмурое пасмурное небо. Он шел теперь медленно, неторопливо, не думая ни о чем конкретном, чувствуя себя слегка отдохнувшим и значительно более веселым, чем раньше.
Вдалеке, плохо различимые из-за тумана, виднелись очертания небольшого городка, который проезжал Зак. Там был ближайший к дому магазин; через городок пролегала автострада, соединяющая два крупных центра, и тянулась дальше, через поля, через небольшие сельскохозяйственные поселения, проходя мимо одиноко стоящего жилища Джонатана. Днем движение по ней было более оживленное, а ночью мимо проносились лишь редкие машины, автобусы и изредка грузовики. Зак рассматривал поля, летом всегда вспаханные и засеянные, а зимой покрытые снегом; где-то слева от него, километрах в пяти, начинался лес, дикий и густой, в который они ездили однажды втроем на машине, оставив ее у опушки и пробираясь вглубь уже пешком. Джонатан тогда, кажется, поранился, а Майлз свалился в небольшой овраг, на ворох веток и листьев – Зак только успевал впопыхах щелкать камерой, догоняя этих двоих. Сейчас этот лес чернел узкой полоской на горизонте, такой же неприветливый, как и все остальное вокруг.
Сзади донесся невнятный оклик. Зак закаменел, мигом возвращаясь из своих мыслей в реальность, ощущая, как мгновенно деревенеет спина; он медленно обернулся, чуть оступаясь в скользком снегу, и увидел вдалеке стремительно приближающегося человека.
Крис! Это был он, встрепанный, кое-как накинувший на себя толстовку, одетый явно не по погоде, бежал так, словно и не устал вовсе; когда он оказался еще ближе, стал виден уродливый кровоподтек над глазом. Кофе и кровь он вытер наспех, спешил, спотыкался, стараясь догнать Зака, и не отрывал взгляда от его фигуры, теперь застывшей на месте. Крис приближался неумолимо. Зак наконец попятился, выставив вперед руки, сбросил сумку на землю и приготовился защищаться – краем сознания он отсчитывал секунды до их столкновения, немея от осознания того, что ему сейчас придется драться по настоящему, так, как он не дрался уже много лет.
Крис не стал церемониться, подбежал, схватил Зака за плечи и ударил коленом в грудную клетку, отчего он сразу осел на землю. Это ожидаемо отозвалось болью, но на этот раз Зак нашел в себе силы разозлиться, настолько, что упрямо выбрался из-под Криса, отбиваясь ногами, правой рукой ударяя плашмя по все тому же кровоподтеку над глазом, с мстительным удовольствием наблюдая, как Криса тряхнуло. Тот взревел от боли, перехватил Зака другой рукой, зажимая его голову локтем, и стал бить в полную силу, всерьез, попадая костяшками то по губам, то по уху, то по челюсти, бормоча что-то нечленораздельное, схватывая в кулак Заково ухо и с силой ударяя его головой о землю, мешая снег с потекшей с губ кровью, пока не увидел, что тот уже хрипит, мертвой хваткой вцепившись в своего мучителя, пытаясь отодрать его от себя, и полуобморочно закрывает глаза. Крис схватил его за плечи, встряхивая изо всех сил – Зак закашлялся, пытаясь сгруппироваться, ошалело потрогал рукой разбитый рот, шатающийся зуб, сплюнул вбок кровавую слюну, попав Крису на тыльную сторону ладони, но тот даже ухом не повел.
– Говори, что больше не сбежишь, – задыхаясь, проговорил он, все еще сжимая голову Зака в своих руках.
Тот дернулся, пытаясь вырваться, посмотрел заплывшим глазом и плюнул теперь уже в лицо Крису. Слюна потекла по щеке, застывая отвратительным кровавым сгустком; Крис моргнул, еще крепче сжал руки, заставляя Зака замычать от боли.
– Не сбегу, – прохрипел он, делая попытку махнуть рукой.
– И не скажешь, кто с тобой это сделал, – продолжил Крис, сосредоточенно смотря теперь куда-то вдаль. Зак кивнул.
– Говорить буду только я, ты должен помалкивать, понятно? – Крис медленно отпустил Зака, тут же повалившегося на спину и зашедшегося в болезненном кашле.
– Мне нужен врач, – проговорил Зак одними губами, чувствуя, как лицо все горит от ударов. Крис как-то стремительно шевельнулся, навис над ним, опираясь на подрагивающие руки, одним взглядом окинул все его развороченное лицо и опустился ниже, совсем низко, проводя носом по вискам Зака, по губам, весь пачкаясь в чужой крови, как кот, ластящийся к хозяину. Когда он поднял голову, все его лицо было в кровавых разводах, и темнел над глазом все тот же синяк – а он улыбался, возможно, слишком искусственно, стараясь не отрывать взгляда от дороги.
Вдалеке показалась машина. Крис сразу углядел ее, еще задолго до того, как Зак понял, что происходит – тот встал, чуть покачиваясь, и замахал руками, всей своей фигурой умоляя о помощи. Зак приподнялся, опираясь на руки, онемевшие от снега, и увидел, как автомобиль – разумеется – тормозит у обочины; Крис подхватил Зака подмышками, рывком поднимая на ноги, и жарко зашептал на ухо, подталкивая в сторону машины: «Не говори ни слова, ни единого слова». Он суетился, то и дело оступаясь, тяжело дышал и щурился, будто у него слезились глаза.
Заку казалось, будто все его лицо превратилось в одну большую рану; вместо ожидаемого чувства унижения и злобы он испытал вдруг облегчение, закашлялся снова и задышал полной грудью – он был нелогично, вопреки всему рад, что боль может так на него действовать, быть настолько сильной и невыносимой. Перестало, хоть ненадолго, болеть под ребрами, там, где, как считается, должно биться сердце – вместо этого заныло, заломило разом все тело, плечи, шею, вспыхнула боль в поврежденной челюсти. Зак тряхнул головой, улыбнулся разбитыми губами, так, чтобы Крис этого не увидел, и ни на секунду не задумался о том, что это – может быть самую малость – неправильно, гадко и отвратительно.
Машину, которая их подобрала, вел добродушный мужчина, постоянно беспокойно косившийся на Зака и расспрашивавший Криса о том, что же, черт возьми, произошло. Зак, в полусне слушавший их разговор, хлюпал разбитым носом.
Крис юлил, втолковывал этому мужику полный бред – его голос вкрадчиво описывал мнимые события, и сам он иногда срывался на фальцет, запинаясь, как и следует запинаться ограбленному, избитому человеку. Зак уловил испуг, плохо сфабрикованную трусость, которую лжец выдавал за желание избежать проблем.
– Понимаешь, – возбужденно болтал он, легко переходя на «ты», – нам с другом не нужны проблемы, мы только хотим попасть к врачу, мне кажется, у Зака серьезные повреждения, а я, как трус, меньше пострадал.
Крис выдавил из себя смешок, выслушивая неуклюжие ответные заверения в сочувствии. Бедняга.
– Они отобрали деньги, я как раз нес с собой немало наличных, черт его знает почему они узнали об этом. Я слишком много болтаю, но это от нервов, извини, серьезно, мне кажется я немного не в себе, это случилось так неожиданно.
Зак чуть было не засмеялся, слушая такую откровенно бездарную ложь. Их невольный благодетель проглотил все заверения Криса без единого возражения – но Зак-то все знал, Зак, по сути, был самой жалкой, достойной презрения фигурой во всей их троице. Он зажал нос рукой, наклоняясь чуть ближе, чтобы посмотреть, куда они едут, и Крис, увидев, что он зашевелился, протянул руку, положив ее Заку на затылок, мягко взъерошивая свалявшиеся от снега и пота волосы. Сам он смотрел на дорогу – рука его хозяйничала у Зака в волосах.
Ему захотелось засмеяться, но он почувствовал звон в ушах, обычно предшествующий обмороку, и в самом деле отключился, уткнувшись лбом в переднее сиденье.
Выйдя от врача, Зак не увидел в коридоре никого. Крис, сидевший у окна еще час назад, исчез. Сначала Зак подумал, что тот отошел ненадолго, но что-то безошибочно указывало, что Крис просто ушел, не считая нужным дожидаться окончания приема.
Заку не стали ничего зашивать, только нанесли слой заживляющей мази, на ссадину на челюсти наклеили пластырь, очень дотошно выспросили об обстоятельствах дела; вопросам не было конца, на каждый из которых неожиданно находился очень складный лживый ответ.
Зак врал, не запинаясь, не считая нужным терзаться угрызениями совести; с его губ слетали слова, складываясь во вполне правдоподобную картину, слегка обрисованную Крисом еще в машине. От разницы мифического и реального его трясло, как от лихорадки, но сам Зак знал, чувствовал всем своим существом, что лихорадка прошла, уступив место чему-то иному. Его немногословной, правдивой речи верили, хоть и считали нужным удивляться вслух – Зак зажимался, будто бы смущенный, и говорил, глядя в пол:
– Мне не нужны лишние проблемы, я просто выставил себя трусом.
Когда же Криса не оказалось за дверью, он решил, будто это все было зря.
Вечерело, и в центре этого небольшого города непросто было найти автобусную остановку. Он натянул на голову капюшон, взял в руки сумку с вещами и вышел из больницы, с бледным, осунувшимся, разукрашенным синяками и царапинами лицом, на котором места живого не было. Будь это не Крис, а какой-нибудь незнакомец, Зак был бы отчасти рад, что из него хоть ненадолго выбили вязкую апатичность.
Он не задумался ни на минуту, прежде чем взять билет до нужной ему остановки и занять место у окна. Конечно же, он поедет обратно к Джонатану. «Осталась всего пара дней», – с каким-то отрешенным упрямством думал Зак, проезжая мимо занесенных снегом полей, и ему не приходил в голову иной вариант – такой как поспешное бегство.
У дома стояла машина Джонатана, в окнах горел свет. Зак пригнулся невольно, проходя мимо и заворачивая к крыльцу – на ступенях сидел Крис, встрепанный, застывший, снова смотревший куда-то вдаль осоловелым взглядом. При виде Зака он зашевелился, тут же вглядываясь в него, прищурился, словно близорукий, и кивнул – так, как кивают знакомым.
Зак подошел ближе, встав между вытянутых ног Криса, и опустил голову, демонстрируя свое покалеченное лицо; тот даже не улыбнулся, вопреки обыкновению, только сильнее нахмурился и спросил тихо, четко выговаривая слова:
– Меньше болит?
– Не сказал бы, – невесело усмехнулся Зак, не подумав снять тяжелую сумку с плеча.
Крис опустил голову, обхватывая пальцами шею и растирая свой бритый затылок, уперся локтями в колени и произнес глухо, будто бы оправдываясь:
– Ненавижу, когда от меня сбегают. Опять будешь, – он поднял глаза, встречаясь с Заком взглядом, – опять будешь орать, чтобы я пошел нахуй?
Зак открыл было рот, чтобы ответить, но было что-то в глазах Криса, что его буквально гипнотизировало, вот так, когда они смотрели на него; Крис словно завораживал его, вводил в состояние какого-то чудовищного транса, Зак млел, то ли от страха, то ли от усталости, загнанно глядя в ответ. Светлые глаза Криса были практически одного цвета с глазным яблоком, а зрачки расширились, как у гребаного наркомана; он не мигая смотрел в ответ, не улыбался, не шевелился, только чуть приоткрыл рот, подался вперед, вжимая голову в плечи и замирая – будто выжидал. Зак ощутил непреодолимое желание лечь, где угодно, хоть бы и прямо здесь, и закрыть глаза.
– Нет, – наконец произнес он, пытаясь отогнать от себя это наваждение. Может, виноваты были вечерние сумерки, сгущающиеся над домом. Крис медленно поднялся.
– Я написал Джонатану, что мы гуляем по окрестностям, а сейчас буду объяснять все по новой. Ты молчишь, помнишь? – тихо произнес он, не заботясь о том, чтобы подкрепить свои слова каким-либо физическим действием.
Зак, рассеянно думавший о бороде, из-за которой не удавалось понять по-настоящему, какое у Криса лицо, кивнул молча, безучастно, подчиняясь. Крис перехватил его взгляд, ухмыльнулся гаденько.
– Интересно, ты все-таки думаешь, что я красивый? – произнес он, провоцируя, и, не дожидаясь пока Зак измыслит, что ответить, толкнул входную дверь. Навстречу им выбежал Джонатан, взволнованный, тут же забросавший их вопросами и сжимавший в руке телефон.
Зак его почти не слышал, думал о словах Криса, смотрел на его стремительно движущуюся фигуру, вспоминал, как тот наносил ему удары: не жалея, не сомневаясь, что так и следует сделать, бил по лицу; вспоминал, как тот душил его, шепча в темноте угрозы и матерясь – прислонившись к двери, не доверяя своим трясущимся ногам, Зак размышлял об этом, забыв обо всем прочем, включая даже Майлза, размышлял об этих идиотских словах и думал, как же он ненавидит Криса.
Как он ему противен, как отвратителен, как он невыносим, как Заку хочется, чтобы он сдох, чтобы ушел, чтобы замолчал, как же он ненавидит его, ненавидит, в самом деле, сильнее, чем он мог себе представить.
***
Джонатан наорал на них – скорее из-за волнения, из-за того, какое у Зака было несчастное лицо. Крис все объяснял ему, в сотый раз твердил одно и то же, пока Джо не успокоился – сел на подоконник, ероша волосы, и задумчиво качнул ногой.
– Страшно на улицу выйти после таких рассказов, – произнес он, помолчал немного, глядя в пол, и добавил: – Хотя мне стало страшно еще раньше, когда я, ну, узнал про Майлза.
Он вскинул глаза на Зака, будто извиняясь, что назвал это имя, и весь как-то поник, побледнев. Впервые за все эти дня Зак явственно увидел, как же Джону плохо, как он смотрит прямо перед собой пустым, потерянным взглядом, стараясь отогнать тяжелые мысли. Он и подумать не мог, что тот может сдерживаться, прятать свою тоску за беззаботными разговорами и вопросами, которым не было конца – Зак, если уж на то пошло, после смерти Майлза вообще перестал думать, что происходит с другими.
Он прищурился, не зная, как себя вести, когда висок вдруг прошило болью от едва затянувшейся ссадины. Крис умел бить, невесело подумал он, шагнув к Джонатану, который, казалось, всем телом хотел вжаться в оконную нишу.
– Джо, слушай, я знаю, как тебе его не хватает, – хрипло произнес Зак, решаясь, наконец, и притянул к себе голову друга, прижимая его к груди.
Со стороны двери понесло сквозняком, Зак поежился, бездумно гладя Джона по спине, слушая, как он жалко дрожит и всхлипывает.
Дом этот внезапно показался Заку большим, пустым – в каждой комнате хозяйничал ветер, врываясь в приоткрытые окна, поскрипывал под ногами паркет, и ночами в окна изредка светили фары проезжавших одиноких машин.
Слишком большим дом был бы даже для двоих, а Джон жил здесь один, пока Майлз, перебравшись в город, названивал ему по скайпу. Они даже завидовали Джонатану, подумал Зак удивленно, завидовали тому, что он не стеснен четырьмя стенами маленькой городской квартирки, что ему не нужно каждое утро с нетерпением дожидаться лифта и сталкиваться с недружелюбным соседом и его овчаркой.
Джонатан плакал, как ребенок, цепляясь за Зака, а он все не мог отогнать от себя мысли о том, как тому, должно быть, бывало страшно.
Крис подошел сзади, бесшумно ступая по полу босыми ногами. Он весь подобрался, напрягся, непонимающе хмурился, и не успел Зак опомниться, как ему положили подбородок на плечо. Жесткая борода защекотала шею, Крис жарко дыхнул, пристраиваясь сзади, и оттолкнул руки Зака, чтобы погладить Джонатана по голове.
– Эй, перестань, – произнес он тихо, чуть оттягивая его за волосы, чтобы тот приподнял голову. Джо замолк, кивнул, медленно взглянул на Криса и улыбнулся, сквозь катившиеся по лицу слезы.
– Какой я размазня, а вы и так сегодня натерпелись, – виновато произнес он, не глядя на Зака. Крис хмыкнул, пробираясь вперед, крепко сжал руками голову Джонатана, так, словно намеревался раздавить ее к чертям. Его пальцы по-хозяйски легли на скулы, примяли светлые кудряшки у лица, а сам он безмятежно смотрел поверх головы друга в окно, туда, где уже наступила самая настоящая ночь.
– Успокойся и пойдем ужинать, – почти равнодушно произнес он.
Зак отступил назад, столь сбитый с толку, что не мог придумать и тени нормального объяснения тому, что сейчас происходило. Крис вел себя как брат, как ближайший друг или любовник – такой, о котором ни Джонатан, ни Майлз не посчитали нужным ему рассказать. Сам Крис был психопатом, мудаком, непонятно кем, но только не тем, кого пытался сейчас изображать – от такого откровенного вранья Зака затрясло. Он в который раз за день становился свидетелем лжи, а теперь и Джонатан будто принимал в этом непосредственное участие. Он не хотел смотреть на них обоих, поэтому вышел в коридор, пошел в гостиную, чувствуя, как все еще горит лицо.
Глава 4
На следующий день они даже не выходили из дома. Джонатан был молчалив и хмур, провел весь день за чтением, только изредка только вставая с кресла, чтобы налить себе кофе; Крис носился по дому, наводя чистоту, включал громко музыку и по нескольку раз перемывал посуду, словно задавшись целью побольше раздражить всех остальных.
За окнами мела метель, снег налипал на карнизы, на стекла, изо всех щелей дул нахальный ледяной ветер, и никому, при всем желании, не хотелось выходить на улицу. Зак сидел у окна, просто рассеянно рассматривая до боли знакомый пейзаж, крутил в пальцах телефон и думал – обо всем и ни о чем сразу.
– Танцевать, - произнес вечером Крис, вставая с кресла. Джонатан поднял глаза от книги, Зак отвлекся от созерцания природы за окном, почти неразличимой в темноте; Крис, против обыкновения, был улыбчив, хоть его и подводил крупный, ставший окончательно лиловым синяк над бровью.
– Хочу потанцевать, – словно общаясь с тугодумами, повторил он, пододвигая к себе ноутбук и быстро нажимая на клавиши, пока из динамика не зазвучал банальнейший французский вальс.
Джонатан покачал головой, только подтягивая повыше ноги, и снова опустил глаза на страницу. Заку показалось, что Крис готов танцевать даже сам с собой – до того нелепым, глупым и неуместным было предложение; но как только музыка стала громче, он поклонился с издевкой, как самый настоящий кавалер, и протянул Заку руку.
Тот взглянул с отвращением на широкую ладонь, на загрубелые пальцы, и удивился мимоходом, какая светлая там кожа, будто у рыжего, разве что без веснушек. Зак медленно встал, не задумываясь над тем, что делает, и подумал, что это превращается в некую игру, в которой Крис дразнит и провоцирует его, а он – ведется, подставляется и отступает. Мелодия усложнялась, разгоралась, Джон упорно делал вид, что ему нет до этого никакого дела, и Заку захотелось сказать что-нибудь неприятное, чтобы прекратить это.
Крис шагнул ближе, схватывая его за талию – не в первый раз они находились так близко друг к другу, но только сейчас это не носило характер насилия; в глазах у Криса плескалось веселье, он явно наслаждался мелодией, не мог терпеть, покачивая бедрами в такт. Зак положил руку ему на плечо, аккуратно, стараясь не спугнуть момент, и опустил голову, когда руки Криса прочно обхватили его, а он сам начал двигаться, уверенно направляя, задавая темп.
Зак был с ним практически одного роста, только Крис шире раздавался в плечах, был более сильным внешне и не сутулился, его узкие бедра против округлых бедер Зака казались даже более тощими; их лица были практически на одном уровне, Крис плавно двигался, иногда дурачась, встряхивая Зака и делая вид, что ставит подножку.
– Ты не очень на меня сердишься? – спросил он едва слышно, касаясь губами уха Зака. Тот закрыл глаза, свыкаясь с непривычным для него ощущением покоя.
– Нет, – подумав, ответил он, не прерывая танец.
– А я на тебя – да, – хмыкнул Крис, – ты меня из себя выводишь, нет сил.
Зак вздрогнул, но виду не подал; ему следовало догадаться, что извинений не последует.
– Чего же ты тогда со мной танцуешь, сволочь, – шепнул он, опуская голову ниже, проводя щекой по щеке Криса и морщась от боли.
– Хочется, – добродушно ухмыльнулся тот, неожиданно опуская обе руки Заку на талию, сцепляя пальцы в замок и делая тому всамделишную подножку.
Зак охнул, взмахнул руками и ухватился за плечи Криса, оттягивая его свитер, молясь только о том, чтобы не раскроить себе затылок об этот скрипучий пол. Колено Криса на секунду проехалось по паху, вжимаясь в бедро. Джонатан тихо выругался и взглянул, наконец, на них, недовольно хмурясь и вскидывая брови. Крис даже не посмотрел в его сторону.
– Не ори только, – насмешливо сказал он, надежно удерживая Зака в кольце своих рук, медленно поднимая его обратно, – а то я не утерплю, опять захочу тебе врезать.
– Здорово, я уже привык, – нахмурился Зак.
Крис тут же вскинул на него глаза, без прежней улыбки, так, словно поверил ему. Он провел носом по щеке Зака, прикрывая глаза, неожиданно подался вперед, вжался в него всем телом и сдавил до боли его запястье, которое держал в ладони. От Криса несло тем самым запахом, от которого Зака всегда била крупная дрожь.
Джонатан, все это время смотревший на них, встал на ноги, со скрежетом отодвинув кресло, и прошел мимо, на ходу подтягивая сползавшие пижамные штаны. Крис подождал, пока Джо окончательно покинет гостиную, медленно отлепился от Зака и шлепнул его, сбитого с толку, замороченного и заторможенного, по щеке – не очень больно, но ощутимо; после чего пошел догонять Джонатана. Вальс давно прекратился.
Зак на автомате приложил руку к щеке, на место удара, потер вспыхнувшее от боли лицо и выругался сквозь зубы от злобы на себя.
***
Ночью в комнате распахнулась дверь, стукнувшись ручкой о стену. Зак открыл глаза, в полусне не совсем понимая, что произошло, натянул на себя сползшее одеяло и подумал о том, что неплохо бы включить лампу. В комнате неподвижно стоял человек, молча переминаясь с ноги на ногу.