Как же меня переклинило вчера. Слов нет. Я думал, я вообще не засну - но нет. До сих пор идиотская улыбка и осознание фарса, в котором я стою обеими ногами. Я такой глупый, такой смешной, и я хочу зажмуриться до пятнышек перед глазами. Я все знаю. Я все понял. Я в дерьме.
Четыре раза поднимал глаза и знал, что полон будет день одной тобой тобой. Четыре раза я бросался ждать, искал твоей руки своей рукой. Издалека, бегущую, ловил - заранее к утрате привыкать себя заставил, но был день, и был твой смех, твоя помятая кровать. твой кончик волоса, лежащий на плече твое лицо и в солнце голова. Люблю такой, какая до сих пор в моей упорной памяти жива: решительной, с лохматой головой, чуть-чуть надломленной, точеный нос слегка, и на моей руке - в слезах - твоя рука. Всех доводов мне мало, слов, все, что могло бы быть, случись. Хочу не отпускать, хочу увидеть вновь. И, чтобы слышала, шепчу - вернуть.вернись.
У меня к тебе всего Пара самых нежных слов: Два в колено, в руку, в бок Два в любимое лицо. У меня к тебе всего Три вопроса просто так: Для чего? И где искать? Ну и самый важный - как? Ты моим словам поверь, Навсегда их сохрани. Значит, где-то хлопнет дверь, Значит, мой рукав в крови. Значит, я такой урод, И снимай мое кольцо. Кинь его мне в глупый рот, В нелюбимое лицо.
Гримнир закрывает глаза, отрешаясь от всего сущего, забывая обо всех девяти мирах, и орлом летит над застывшими, ледяными полями, грузно взмахивая крыльями, пролетает над угрюмыми лесами, над брошенными городами и вымершими замками, чтобы достичь берега моря, черного от холода. Воды его недвижимы, грозны и бездонны, лишь на самом дне ворочается и всплывает на поверхность Мировой Змей, разверзнув свою огромную пасть, а на горизонте виднеется исполинский корабль. Око Одина видит несметные полчища слуг Хели, облепивших это судно с самого низа до верхушек мачт, и все вокруг сделано из ногтей мертвецов. Воинство Хель, бесчисленное, беспощадное и бессловесное, несет с собой лютую смерть всем мирам - и лишь на корме корабля стоит высокая, неустойчивая фигура, смотрящая вдаль побелевшим от ненависти взглядом.
На запястьях Локи - следы от оков, сдерживавших его на протяжении веков, а лицо обезображено змеиным ядом; по брови и щеке сползает вспухший шрам, изуродовавший некогда такое прекрасное лицо. Всеотец видит, как улыбается Хведрунг, как обнажаются в ухмылке его острые, хищные зубы, и воинство Хель ревет от нетерпения, раскачивая громаду корабля. Локи беззвучно шепчет какие-то проклятия, выплевывая их в пустоту, и его пальцы сжимают тонкое подобие трости, на конце которой едва уловимо вспыхивает магическим сгустком огонек; рыжие волосы мага выделяются на фоне остальных, и он выглядит слишком живым. Чересчур. Не по-хорошему. Скоро из недр земли поднимется и Фенрир; вот тогда дети Локи встанут за спиной отца, чтобы сокрушить чертов благодатный Асгард. Смех Хведрунга так же невыносим, как и его вопль, полный боли.
здорово, но если я хоть когда-нибудь в жизни встречу человека, который так же любит Жене, как и я, и так же хорошо в нем разбирается, я позвоню тебе и попрошу прощения за все, что сделал.
Марсель, господа, невыносим. Арабы, жара, грязь, машины, моча - на все это пялюсь из уютненького старбакса. Вчера я конечно кончил десятьтыщраз в Каркассоне, в замке, рядом с рыцарями и святыми, вот такой я гадкий. А Марсель просто жуткий, хоть и южный. Все надеялся увидеть Керэля, но вместо него лишь придираюсь сквозь толпы арабов и негров, покупаю блядские мыльца и жду поездки в Эг Морт) как-никак, Луи Святой.